У Данилы с Катей, — это которая своего жениха у Хозяйки горы вызволила, — ребятишек многонько народилось. Восемь, слышь-ко, человек, и все парнишечки. Мать-то не раз ревливала: хоть бы одна девчонка на поглядку. А отец, знай, похохатывает:

— Такое, видно, наше с тобой положенье.

Ребятки здоровеньки росли. Только одному не посчастливилось. То ли с крылечка, то ли еще откуда свалился и себя повредил: горбик у него расти стал. Баушки правили, понятно, да толку не вышло. Так горбатенькому и пришлось на белом свете маяться.
Другие ребятишки, — я так замечал, — злые выходят при таком-то случае, а этот ничего — веселенький рос и на выдумки мастер. Он третьим в семье-то приходился, а все братья слушались его и спрашивали:

— Ты, Митя, как думаешь? По-твоему, Митя, к чему это?

Отец с матерью и те частенько покрикивали:

— Митюшка! Погляди-ко! Ладно, на твой глаз?
— Митяйко, не приметил, куда я воробы (приспособленине для размотки пряжи. — Ред.) поставила?

И то Митюньке далось, что отец смолоду ловко на рожке играл. Этот тоже пикульку смастерит, так она у него ровно сама песню выговаривает.

Данило по своему мастерству все-таки зарабатывал ладно. Ну, и Катя без дела не сиживала. Вот, значит, и поднимали семью, за куском в люди не ходили. И об одежонке ребячьей Катя заботилась. Чтоб всем справа была: пимешки там, шубейки и протча. Летом-то, понятно, и босиком ладно: своя кожа, не куплена. А Митюньке, как он всех жальчее, и сапожнешки были. Старшие братья этому не завидовали, а малые сами матери говорили:

— Мамонька, пора, поди, Мите новые сапоги заводить. Гляди — ему на ногу не лезут, а мне бы как раз пришлись.

Свою, видишь, ребячью хитрость имели, как бы поскорее Митины сапожнешки себе пристроить. Так у них все гладенько и катилось. Соседки издивовались прямо:

— Что это у Катерины за робята! Никогда у них и драчишки меж собой не случится.

А это все Митюнька — главная причина. Он в семье-то ровно огонек в лесу: кого развеселит, кого обогреет, кого на думки наведет.
К ремеслу своему Данило не допускал ребятишек до времени.

— Пускай, — говорит, — подрастут сперва. Успеют еще малахитовой-то пыли наглотаться.

Катя тоже с мужем в полном согласье — рано еще за ремесло садить. Да еще придумали поучить ребятишек: чтоб, значит, читать-писать, цифру понимать. Школы по тогдашнему положению не было, и стали старшие-то братья бегать к какой-то мастерице. И Митюнька с ними. Те ребята понятливые, хвалила их мастерица, а этот вовсе на отличку. В те годы по-мудреному учили, а он с лету берет. Не успеет мастерица показать — он обмозговал. Братья еще склады толмили, а он уже читал, знай слова лови. Мастерица не раз говаривала:

— Не бывало у меня такого выученика. Тут отец с матерью возьми и погордись маленько: завели Митюньке сапожки поформеннее. Вот с этих сапожек у них полный переворот в жизни и вышел. В тот год, слышь-ко, барин на заводе жил. Пропикнул, видно, денежки в Сам-Петербурхе, вот и приехал на завод — не выскребу ли, дескать, еще сколь-нибудь.

При таком-то деле, понятно, как денег не найти, ежели с умом распорядиться. Одни приказные да приказчик сколько воровали. Только барин вовсе в эту сторону и глядеть не умел.
Едет это он по улице и углядел — у одной избы трое ребятишек играют, и все в сапогах. Барин им и маячит рукой-то — идите сюда.
Митюньке хоть не приводилось до той поры барина видать, а признал небось. Лошади, вишь, отменные, кучер по форме, коляска под лаком и седок гора горой, жиром заплыл, еле ворочается, а перед брюхом палку держит с золотым набалдашником.
Митюнька оробел маленько, все-таки ухватил братишек за руки и подвел поближе к коляске, а барин хрипит:

— Чьи такие?

Митюнька, как старший, объясняет спокойненько:

— Камнереза Данилы сыновья. Я вот Митрий, а это мои братики малые.

Барин аж посинел от этого разговору, чуть не задохся, только пристанывает:

— Ох, ох! что делают! что делают! Ох, ох. Потом видно, провздыхался и заревел медведем:
— Это что? А? -А сам палкой-то на ноги ребятам показывает. Малые, понятно, испужались, к воротам кинулись, а Митюнька стоит и никак в толк взять не может, о чем его барин спрашивает.

Тот заладил свое, недоладом орет:

— Это что?

Митюнька вовсе оробел да и говорит:

— Земля.

Барина тут как параличом хватило, захрипел вовсе.

-Хр-р, хр-р! До чего дошло! До чего дошло! Хр-р, хр-р.

Тут Данило сам из избы выбежал, только барин не стал с ним разговаривать, ткнул кучера набалдашником в шею — поезжай!
Этот барин не твердого ума был. Смолоду за ним такое замечалось, к старости и вовсе не самостоятельный стал. Напустится на человека, а потом и сам объяснить не умеет, что ему надо. Ну, Данило с Катериной и подумали — может, обойдется дело, забудет про ребятишек, пока домой доедет. Только не тут-то было: не забыл барин ребячьих сапожишек. Первым делом на приказчика насел:

— Ты куда глядишь? У барина башмаков купить не на что, а крепостные своих ребятишек в сапогах водят? Какой ты после этого приказчик?

Тот объясняет:

— Вашей, дескать, барской милостью Данило на оброк отпущен и сколько брать с него — тоже указано, а как платит он исправно, я и думал…
— А ты, — кричит ,- не думай, а гляди в оба. Вон у него что завелось! Где это видано? Вчетверо ему оброк назначить.

Потом призвал Данилу и сам объяснил ему новый оброк. Данило видит — вовсе несуразица, и говорит:

— Из воли барской уйти не могу, а только оброк такой тоже платить не в силу. Буду работать, как другие, по вашему барскому приказу.

Барину, видать, это не по губе. Денег и без того нехватка, — не до каменной поделки. В пору и ту продать, коя от старых годов осталась. На другую какую работу камнереза поставить тоже не подходит. Ну, и давай рядиться. Сколько все-таки не отбивался Данила, оброк ему вдвое барин назначил, а не хошь — в гору. Вот куда загнулось!
Понятное дело, худо Данилу с Катей пришлось. Всех прижало, а ребятам хуже всего: до возрасту за работу сели. Так и доучиться им не довелось. Митюнька — тот виноватее всех себя считал — сам так и лезет на работу. Помогать, дескать, отцу с матерью буду, а те опять свое думают:

«И так-то он у нас нездоровый, а посади его за малахит — вовсе изведется. Потому — кругом в этом деле худо. Присадочный вар готовить — пыли не продохнешь, щебенку колотить — глаза береги, а олово крепкой водкой на полер разводить — парами задушит». Думали, думали и придумали отдать Митюньку по гранильному делу учиться.
Глаз, дескать, хваткий, пальцы гибкие и силы большой не надо — самая по нему работа.
Гранильщик, конечно, у них в родстве был. К нему и пристроили, а он рад-радехонек, потому знал — парнишечко смышленый и к работе не ленив.
Гранильщик этот так себе, средненький был, второй, а то и третьей цены камешок делал. Все-таки Митюнька перенял от него, что тот умел. Потом этот мастер и говорит Данилу:

— Надо твоего парнишка в город отправить. Пущай там дойдет до настоящей точки. Шибко рука у него ловкая.

Так и сделали. У Данилы в городе мало ли знакомства было по каменному-то делу. Нашел кого-надо и пристроил Митюньку. Попал он тут к старому мастеру по каменной ягоде. Мода, видишь, была из камней ягоды делать. Виноград там, смородину, малину и протча. И на все установ имелся. Черну, скажем, смородину из агату делали, белу — из дурмашков, клубнику — из сургучной яшмы, княженику — из мелких шерловых шаричков клеили. Однем словом, всякой ягоде свой камень. Для корешков да листочков тоже свой порядок был: кое из офата, кое из малахита либо из орлеца и там еще из какого-нибудь камня.
Митюнька весь этот установ перенять перенял, а нет-нет и придумает по-своему. Мастер сперва ворчал, потом похваливать стал:

— Пожалуй, так-то живее выходит.

Напоследок прямо объявил:

— Гляжу я, парень, шибко большое твое дарование к этому делу. Впору мне, старику, у тебя учиться. Вовсе ты мастером стал, да еще с выдумкой.

Потом помолчал маленько да и наказывает:

— Только ты, гляди, ходу ей не давай! Выдумке-то! Как бы за нее руки не отбили. Бывали такие случаи.

Митюнька, известно, молодой — безо внимания к этому. Еще посмеивается:

— Была бы выдумка хорошая. Кто за нее руки отбивать станет?

Так вот и стал Митюха мастером, а еще вовсе молодой: только-только ус пробиваться стал. По заказам он не скучал, всегда у него работы полно. Лавочники по каменному делу смекнули живо, что от этого парня большим барышом пахнет, — один перед другим заказы ему дают, успевай только. Митюха тут и придумал:

— Пойду-ко я домой. Коли мою работу надо, так меня и дома найдут. Дорога недалекая, и груз не велик — материал привезти да поделку забрать.

Так и сделал. Семейные обрадовались, понятно: Митя пришел. Он тоже повеселить всех желает, я самому не сладко. Дома-то чуть не цельная малахитовая мастерская стала. Отец и двое старших братьев за станками в малухе сидят, и младшие братья тут же: кто на распиловке, кто на шлифовке. У матери на руках долгожданная девчушка-годовушка трепещется, а радости в семье нет. Данило уж вовсе стариком глядит, старшие братья покашливают, да и на малых смотреть невесело. Бьются, бьются, а все в барский оброк уходит.

Митюха тут и заподумывал: все, дескать, из-за тех сапожнешек вышло.
Давай скорее свое дело налаживать. Оно хоть мелкое, а станков к нему не один, струментишко тоже требуется. Мелочь все, а место и ей надо.
Пристроился в избе против окошка и припал к работе, а про себя думает:

«Как бы добиться, чтоб из здешнего камня ягоды точить? Тогда и младших братишек можно было бы к этому делу пристроить». Думает, думает, а пути не видит. В наших краях известно, хризолит да малахит больше попадаются. Хризолит тоже дешево не добудешь, да и не подходит он, а малахит только на листочки и то не вовсе водится: оправки либо подклейки требует.

Вот раз сидит за работой. Окошко перед станком по летнему времени открыто. В избе никого больше нет. Мать по своим делам куда-то ушла, малыши разбежались, отец со старшими в малухе сидят. Не слышно их. Известно, над малахитом-то песни не запоешь и на разговор не тянет.
Сидит Митюха, обтачивает свои ягоды из купецкого материала, а сам все о том же думает:

«Из какого бы вовсе дешевого здешнего камня такую же поделку гнать?»

Вдруг просунулась в окошко какая-то не то женская, не то девичья рука, — с кольцом на пальце и в зарукавье (в браслете. — Ред.), — и ставит прямо на станок Митюньке большую плитку змеевика: а на ней, как на подносе, соковина (шлак от медеплавильного производства. — Ред.) дорожная.
Кинулся Митюха к окошку — нет никого, улица пустехонька, ровно никто и не прохаживал.

Что такое? Шутки кто шутит али наважденье какое? Оглядел плитку да соковину и чуть не заскакал от радости, такого материала возами вози, а сделать из него, видать, можно, если со сноровкой выбрать да постараться. Что только?

Стал тут смекать, какая ягода больше подойдет, а сам на то место уставился, где рука-то была. И вот опять она появилась и кладет на станок репейный листок, а на нем три ягодных веточки: черемуховая, вишневая и спелого-спелого крыжовника.

Тут Митюха не удержался, на улицу выбежал дознаться, кто это над ним шутки строит. Оглядел все — никого, как вымерло. Время — самая жарынь. Кому в эту пору на улице быть?

Постоял-постоял, подошел к окошку, взял со станка листок с веточками и разглядывать стал. Ягоды настоящие, живые, только то диво — откуда вишня взялась. С черемухой просто, крыжовнику тоже в господском саду довольно, а эта откуда, коли в наших краях такая ягода не растет, а будто сейчас сорвана? Полюбовался так на вишни, а все-таки крыжовник ему милее пришелся и к матерьялу ровно больше подходит. Только подумал — рука-то его по плечу и погладила.

«Молодец, дескать! Понимаешь дело!»

Тут уж слепому ясно, чья это рука. Митюха в Полевой вырос, сколько-нибудь раз слыхал про Хозяйку горы. Вот он и подумал — хоть бы сама показалась. Ну, не вышло. Пожалела, видно, горбатенького парня растревожить своей красотой — не показалась.
Занялся тут Митюха соком да змеевиком. Немало перебрал. Ну, выбрал и сделал со смекалкой. Попотел. Ягодки-то крыжовника сперва половинками обточил, потом внутре-то выемки наладил да еще, где надо, желобочки прошел, где опять узелочки оставил, склеил половинки да тогда их начисто и обточил. Живая ягодка-то вышла. Листочки тоже тонко из змеевки выточил, а на корешок ухитрился колючки тонехонькие пристроить. Однем словом, сортовая работа. В каждой ягодке ровно зернышки видно и листочки живые, даже маленько с изъянами: на одном дырки жучком будто проколоты, на другом опять ржавые пятнышки пришлись. Ну как есть настоящие.
Данило с сыновьями хоть по другому камню работали, а тоже в этом деле понимали. И мать по камню рабатывала. Все налюбоваться не могут на Митюхину работу. И то им диво, что из простого змеевика да дорожного соку такая штука вышла. Мите и самому любо. Ну, как — работа! Тонкость. Ежели, кто понимает, конечно.
Из соку да змеевику Митя много потом делал. Семье-то шибко помог. Купцы, видишь, не обегали этой поделки, как за настоящий камень платили, и покупатель в первую голову Митюхину работу выхватывал, потому — на отличку. Митюха, значит, и гнал ягоду. И черемуху делал, и вишню, и спелый крыжовник, а первую веточку не продавал — себе оставил. Посыкался (намеревался. — Ред.) отдать девчонке одной, да все сумленье брало.

Девчонки, видишь, не отворачивались от Митюхина окошка. Он хоть горбатенький, а парень с разговором да выдумкой, и ремесло у него занятное, и не скупой: шаричков для бусок, бывало, горстью давал. Ну, девчонки нет-нет и подбегут, а у этой чаще всех заделье находилось перед окошком — зубами поблестеть, косой поиграть. Митюха и хотел отдать ей свою веточку, да все боялся:

— Еще на смех девчонку поднимут, а то и сама за обиду почтет.

А тот барин, из-за которого поворот жизни случился, все еще на земле пыхтел да отдувался. В том году он дочь свою просватал за какого-то там князя ли купца и придано ей собирал. Полевской приказчик и вздумал подслужиться. Митину-то веточку он видал и тоже, видно, понял, какая это штука. Вот и послал своих охлестов с наказом:

— Если отдавать не будет, отберите силой. Тем что? Дело привычное. Отобрали у Мити веточку, принесли, а приказчик ее в бархатну коробушечку. Как барин приехал в Полевую, приказчик сейчас:

Получите, сделайте милость, подарочек для невесты. Подходящая штучка.
Барин поглядел, тоже похвалил сперва-то, потом и спрашивает:

— Из каких камней делано и сколько камни стоят? Приказчик и отвечает:
— То и удивительно, что из самого простого материалу: из змеевику да шлаку. Тут барин сразу задохся:
— Что? Как? Из шлаку? Моей дочери?

Приказчик видит — неладно выходит, на мастера все поворотил:

— Это он, шельмец, мне подсунул, да еще насказал четвергов с неделю, а то бы я разве посмел. Барин, знай, хрипит:
— Мастера тащи! Тащи мастера!

Приволокли, понятно, Митюху, и, понимаешь, узнал ведь его барин.
«Это тот… в сапогах-то который…»

— Как ты смел?

С палкой на Митюху кинулся.
Митюха сперва и понять не может, потом раскумекал и прямо говорит:

— Приказчик у меня силом отобрал, пускай он и отвечает.

Только с барином какой разговор, все свое хрипит: — Я тебе покажу…
Потом схватил со стола веточку, хлоп ее на пол и давай-ко топтать. В пыль, понятно, раздавил.
Тут уж Митюху за живое взяло, затрясло даже. Оно и то сказать — кому полюбится, коли твою дорогую выдумку диким мясом раздавят.
Митюха схватил баринову палку за тонкий конец да как хряснет набалдашником по лбу, так барин на пол и сел и глаза выкатил.
И вот диво — в комнате приказчик был и прислужников сколько хочешь, а все как окаменели, — Митюха вышел и куда-то девался. Так и найти не могли, а поделку его и потом люди видали. Кто понимающий, те узнавали ее.
И еще заметочка вышла. Та девчонка, которая зубы-то мыла перед Митюхиным окошком, тоже потерялася, и тоже с концом.
Долго искали эту девчонку. Видно, рассудили по своему-то, что ее найти легче, потому — далеко женщина от своих мест уходить не привычна. На родителей ее наступали:

— Указывай место!

А толку все-таки не добились.
Данилу с сыновьями прижимали, конечно, да, видно, оброку большого пожалели, — отступили. А барин еще сколько-то задыхался, все-таки вскорости его жиром задавило.

---

Ведовской Разбор Сказа Бажова П.П. «Хрупкая Веточка».

Следующий за «Горным Мастером» сказ повествует о продолжении жизни Данилы и Кати после возвращения от Медной Горы Хозяйки, но в частности сказ посвящается сыну Митюшке, который рос с увечьем — после падения у него стал расти горбик. Нередко определенные Силы как-то отмечают своих будущих адептов какими-то изъянами или помечают жертву своего служения. Обычно так делает Христианский Эгрегор, но тут враждебная ему Сила, Медной Горы Хозяйка. В сказе ясно указано, что мальчика «баушки правили», но толку не вышло. Бабки на Руси правили и спину и живот, о том в сказе есть упоминание, а значит, знахарство и ладка тела были распространены повсеместно.

Сам процесс производства в домовых условия малахитовых изделий отнимал здоровье. Как жертва какая-то. Взамен на материальное благополучие. А в конце сказа забирает Хозяйка и самого мальчика вместе с его подругой. А ведь и в предыдущих сказах говорится об исчезновении на Время. Некоторые Силы забирают определенных людей на Время, а каких-то навсегда. Для своих экспериментов и опыта.

Как и все сказки, сказы Бажова, в советской пропаганде, да и в нынешней, трактуются совершенно примитивно. Максимум на что может «рассчитывать» любознательный читатель исследований так это на то, что главное в жизни — это работа, упорство, трудолюбие. Пропуская и не видя самого главного – Магию. Да, все вышеперечисленное тоже важно, но не с позиции работать на дядю или в коллективе, как пахотный конь. Творческое мышление и благосклонность Высших Сил Земли, в частности Той Силы, что отвечает за материальное благополучие и дары Земли – вот ведущая мысль всех сказов Бажова. А написанные простым деревенским стилем с вычурными полузабытыми словами сказы эти являются прямым Порталом к Медной Горы Хозяйке.

Так вот из сказа следует, что несмотря на внешнее увечье, Митюшку уважали все в семье, спрашивали у него мнения обо всем, он был самый смышленый и быстро перенял мастерство резьбы по камню, да еще и перещеголял так, что его в город отправили обучаться дальше. В музыкальном искусстве он так же был одарен, только смастерит какую дудочку, а она в его руках будто сама играет, мальчик явно одухотворял все, к чему прикасался.
Это не считая того, что лад был в семье и между детьми никакой драки, а еще здесь, как полагается, одежду и обувь передавали от старших братьев к младшим. И не ходили за куском хлеба к кому-то, всего добивались сами. Я считаю, что семейное благополучие было так же подарено от Медной Горы Хозяйки Кате в предыдущем сказе «Горный мастер».

После покупки сапог посолиднее для Мити жизнь семьи мальчика резко переменилась. Мы знаем, что обувь к ногам самая близкая вещь, Земли касается, с помощью обуви много ритуалов можно делать на открытие дорог, путей. Думается, что мать Митюшки так и открыла этим пути для сына. Чем дороже сапоги, тем богаче пути. И первое препятствие, как всегда бывает на путях, где не всякий себя поставит, возникает в виде сумасшедшего барина, который вернулся на завод, чтоб где-то еще денег выжать с подчиненных, и наткнулся по пути на детей Данилы, которые, по всеобщим меркам, выделялись слишком хорошими сапогами.

Ну и обложил оброком этот барин Данилу так, что все домочадцы, от млада до велика, принялись работать без передышки, в ходе чего Митю отправляют к огранщику подучиться, где он на мелкой работе перещеголял самого мастера. Не без испытаний продолжилась жизнь Данилы и Кати после отпуска от Хозяйки.

В сказе отлично показано, как живут люди из не привилегированных слоев населения, трудяги, рабочее, каменщики. Но социальное положение нередко не имеет в глазах Высших Сил большого значения. Мы прекрасно знаем, что и среди людей наделенных какой-либо властью, хоть в небольших количествах, полно тех, кто ни самой власти не достоин, ни сам не стремятся к совершенствованию мира или собственному духовному развитию. А потому они не представляют интереса среди Тех, с кем не могут похвастать своим знакомством обычные люди. Так на примере барина, который придирался к сапогам детей Данилы и искал повод, где бы еще кого обобрать, накинуть оброк лишний, прекрасно виден образчик так называемого среднестатистического должностного лица.

Другой вопрос, что Силы по-разному взаимодействуют с разными людьми. Кого-то действительно, забирают к себе в свою свиту на услужение, а порой, при самом неудачном и неумелом взаимодействии – в качестве жертвы. Но судя, по сказу «Горный Мастер», можно сказать, что, скорее всего, Митюшку из данного сказа Медной Горы Хозяйка взяла к себе вместе с его подружкой на обучение, либо на преемственность хранения каких-то определенных Знаний, о чем данный сказ умалчивает.

По ходу повествования Митюнька все мастерство у местных и городских мастеров перенял, да так, что перещеголял всех. Любопытную мысль здесь высказал старый мастер — чтоб тот ходу не давал сильно своим выдумкам, а то за них бывало и руки отбивали. О чем это говорит? А то, что люди, которые превосходят свое поколение не по Времени, часто страдают от своих сверхспособностей, которые в тупом обществе еще не способны воспринять. Тут дело не в самом каменном искусстве, а в целом, мысль такова, что великие изобретатели и люди с высоко развитой организацией Разума в обществе чаще всего не ко двору — так резко отличаются от серой массы, а в темные века это служило отличным поводом, чтобы отправить кого-то на костер. Впрочем, и сейчас мало что изменилось в этом отношении.

В своих творческих и производственных исканиях о том, как улучшить себе и своим близким каменное производство, Митю вдруг посещает сама Медной Горы Хозяйка. И дает ему камень змеевик для вырезания из него ягод крыжовника. А змеевик камень не менее загадочный, чем малахит, с ним не каждый подружиться может. Змеевик в своем названии имеет прямую связь с рептилиями, как и сама Хозяйка-Ящерица. Так же хочется отметить, что взаимодействие с Силой Хозяйки передается по Роду тех, кто с Ней первый наработал связь. Все, как в Магии.
После посещения Митя смастерил невиданной красоты веточку крыжовника, такую, что о ней сразу разнеслись всюду слухи и дошли до того полоумного барина, который свою дочь снабжал тогда приданным.

Веточку наглый барин силой отобрал засчет своих приказчиков, а как известно, это воровство и есть, если за работу не уплачено. Так еще и когда узнали, что веточка из простого камня, велели мастера притащить, а недалекий барин при нем уничтожает поделку. Отношение к сильному магическому камню змеевик говорит лишь о недоразвитости человека, не говоря о том, что мастерство рук можно передать не в одних лишь бриллиантах и золоте. Я, как мастер ручного труда, к такой теме не равнодушна, потому, что порой шедевры создаются из самых простых материалов, а это не все люди умеют ценить.

Митюшка после уничтожения заветной «хрупкой веточки» сразу же загадочно исчезает. Не нашли и его белозубую подругу. Но даже после исчезновения Митюшки кара настигла этого барина – его «жиром задавило». Митя и тут помог своим родным – от них сразу отстали с непомерным оброком. А сам Митюшка переместился в места, недоступные простым смертным. И кто знает, кем он стал после этого и чего еще достиг. История о том в сказе умалчивает.

Продолжим наше исследование непростых портальных сказов Бажова в следующих разборах.